![]() |
|
Новости ЦБС22-04-2024
Изгнание, память и подвиг в творчестве Владимира Набокова 12+![]() «Великие романы – это прежде всего великолепные сказки…
Литература не говорит правду, а придумывает ее».
Владимир Набоков Владимир Владимирович Набоков покинул Россию, когда ему было всего 20 лет, в 1919 году. Потом в его жизни было многое: обучение в Кембридже, Славянское общество, переводы, энтомология, Берлин, Париж, Америка и Швейцария. Он стал живым классиком и стал финансово успешным благодаря публикации «Лолиты», которую изначально написал на английском. Тем не менее, Набоков считается символом отечественной изгнаннической литературы и главным русским эмигрантом.
Тема эмиграции принесла ему известность не только из-за сюжетов, но и потому, что задала главный художественный механизм его творчества.
Ключевым приемом Набокова стала направленная работа памяти – навык, который мог разработать только человек, который постоянно вглядывается в прошлое и собственные внутренние пределы.
«Непревзойденный стилист» и «литературный новатор» – самые частые определения, которыми награждают Набокова. Стиль Набокова узнаваем, благодаря точному подбору слов, фонетической и смысловой игре, лаконичным словесным загадкам, которые заставляют читателя задуматься, раскручивая образ в уме: «длинное акулье облако фиолетовой черноты», «абажур, кругосветно украшенный полупрозрачными изображеньицами». Так, у нелюбимого им. Достоевского, в обход всех моральных рассуждений, писатель признавал находкой разве что коньячный кружок от рюмки, отпечатавшийся на столе в беседке Карамазовых. Набоков же стремился к максимальной зримости в тексте.
Эта визуальная яркость и передача других физических опытов ощущений и восприятий представляют собой так называемый мимесис (эстетический принцип, основанный на подражании реальности) чувственности, который во многом определил набоковскую манеру письма. Кроме оригинальных художественных образов и смелых приемов (предложение на целую страницу), новаторство Набокова состоит в принципиальном углублении репрезентативной составляющей.
Реалистический подход к изображению остался в классическом романе, форму которого переосмысляет Набоков. Он внедряет нетипичные построения, сплетает рефлексию и реальность, вводит ненадежных рассказчиков, которые грезят наяву, скрывают свои мотивы или откровенно дурачат читателя.
Такой способ репрезентации – «мимесис воображения» – позволял Сирину (под этим псевдонимом Владимир Набоков публиковался до отъезда в США) не давать четких ответов о том, что случилось на самом деле. События его романов не требуют единственно верной трактовки. В них возможны открытые и непрозрачные финалы, как в «Подвиге», «Защите Лужина», «Лолите». Насквозь сюрреалистичное «Приглашение на казнь» и поздние романы, например «Бледный огонь», оставляют широкое поле для интерпретаций.
Ключ к набоковским формам репрезентации – память, запускающая работу воображения. Именно она стала движущей силой его эстетики.
В мемуарах «Память, говори» (более ранний вариант – «Другие берега») писатель бесконечно инвентаризирует неотчуждаемые сокровища: дырочки штепселя за диваном, гранатово-красное пасхальное яйцо, скрип плетеной бельевой корзины, двухаршинный карандаш, который служил рекламным антуражем в лавке и был выкуплен матерью для утешения заболевшего Владимира.
Важную роль в авторской работе памяти играют ассоциативные цепочки, собранные знаменитым синестетическим даром: один образ цепляется за другой, визуальное сливается с аудиальным в полисенсорном танце. Память как способность вызывать в представлении ощущения и восприятия – необходимый писателю инструмент, поэтому Набоков стремился довести его до совершенства.
Можно предположить, что создание художественной реальности, более настоящей, чем «реальная реальность», во многом помогало ему справляться с травмами, хотя сам Набоков отчаянно восстал бы против такой трактовки. Непримиримый ненавистник теории Фрейда, он отвоевывал у венских докторов пространство памяти и детских переживаний. Психоанализ, который отдает полет воображения на откуп учению о сексуальных комплексах, писатель считал вульгарным и много критиковал.
Однако Набоков не просто вспоминает, а рисует прошлое идеальным. Возможно, его память имеет больше отношения к воображению – как и всякая репрезентация, представляет собой не факты, а оттиск в уме воспринимающего. Воображение родственно памяти, поскольку тоже предполагает создание образов, ныряние в виртуальное пространство.
Таким же образом, как ненадежны рассказчики в его романах, вымышленной может оказываться и его автобиография. Ведь прошлое, родина, детство у Набокова – не реальность, а символ.
Одержимость Набокова ностальгическими переживаниями была следствием его судьбы. Его история была частью опыта многих белоэмигрантов, которые вывезли за рубеж воспоминания о родине, язык и культуру. Они видели свою миссию в том, чтобы из этого материала создать за рубежом «вторую Россию». Эмигрантское движение обогатило Европу своим творчеством и новыми синтезами, но к 1930-м годам, и без того неоднородное, стало распадаться. Одни ощущали, что писать на русском за границей – то же, что выступать перед пустым залом, других мучило размежевание с подросшими детьми и отсутствие преемственности, третьи страдали из-за того, что у сообщества не было общей стратегии.
Многие изгнанники (например, пассажиры «философского парохода» – русские религиозные философы, евразийцы, монархисты) размышляли о России и ее пути куда больше воспитанного в западническом духе Набокова. Тот ценил «свою» Россию и творческие возможности, которые открывала рефлексия о личном прошлом.
Семья Набоковых осела в Берлине, но Германию Набоков никогда не любил. К тому же его супруга Вера Слоним была еврейкой. Когда в стране подул тревожный ветер перемен – в «Других берегах» говорится о том, как писатель указал маленькому сыну на сходство анютиных глазок с беснующимися на этом ветру «маленькими гитлерами», – семья переехала в Париж. Однако немецкая оккупация вынудила их покинуть и Францию. Тогда Набоков отправился в Америку. Оставив Старый Свет, он стал эмигрантом вдвойне, уже не только как русский, но и как европеец.
Здесь он предпринял беспрецедентный для литератора-эмигранта шаг: решил писать на чужом языке. Это означало, что придется становиться писателем заново. Для сына родителей-англоманов задача оказалась решаемой. В «Других берегах» отец Владимир Дмитриевич Набоков заметил, что сыновья отлично читают и пишут по-английски, но не знают русской грамоты, и срочно позвал учителя. Так или иначе, Набоков действительно сумел избавиться от проклятия «пустого зала», перейдя на английский, и добился известности. Произведения Сирина, который канул в Лету после переезда в США, на Западе открыли после успеха Владимира Набокова.
Последней родиной оставался для него русский язык. Считая английский гармоничным и отлично подходящим и для абстракций, и для называния предметов, он признавал: «Мой английский всего лишь эхо моего русского». Так же, как в России разрушались великосветские дворцы, пропадал и «дворец памяти». Родина бледнела вместе с языком. Эту трагедию отражает история авторского перевода «Лолиты», который самому писателю показался неуклюжим.
За скандальностью книги часто не замечают, что это не только история о профессоре и нимфетке, но и метафора того, как человек из старой аристократической Европы остается чужим для американского мира.
Хотя Набоков, кажется, искренне полюбил Америку, этот мотив бесприютности и заброшенности прослеживается в романе. Возможно, извращенная страсть Гумберта Гумберта – только частный случай характерной для набоковских героев «инаковости», которая здесь сообщена злодейству, а не гению. В разных произведениях повторяется тема скрытого и невыразимого отличия героя от других людей, будь то дар Годунова-Чердынцева в одноименном произведении, шахматный талант аутичного Лужина или «гносеологическая гнусность», в которой обвиняют Цинцинната Ц.
Благодаря гонорарам за «Лолиту», которую сначала решилось опубликовать только издательство, специализирующееся на порнографии, Набоков смог вернуться в Европу. Он поселился в Швейцарии, которая стала его последним прибежищем, но не изменила магистральных мотивов творчества, которые есть и в последних романах.
Тема изгнания для Набокова неоднозначна. С одной стороны, она предполагает ностальгическую печаль и трагедию одиночества. С другой – жизнь на родине всё равно не могла бы разрешить это принципиальное одиночество. Не зря в автобиографии Набоков крайне редко упоминает о братьях и сестрах (хотя их было четверо!): главным предметом его мнемотехник был он сам. Через все произведения проходит тема «сладости» изгнания – гаранта исключительности, избранности.
Изгнание – не только романтическая поза, но и экзистенциальная позиция, которая была близка писателю. Зачем героям Набокова подвиги? В странствиях, если верить мифам, всегда случаются испытания. За порогом дома поджидают драконы, с которыми приходится сражаться. Здесь-то и совершается подвиг: победа над страхом и слабостью, преодоление, превращающее странника в рыцаря. В легендах и ритуалах, которые воспроизводят сакральную историю, герой переживает инициацию и гибнет, чтобы так или иначе воскреснуть к новой жизни.
Всё начинается с тропы, которая уходит вдаль, – метафоры жизненного пути. В самом буквальном виде тропка, уводящая в лес, проходит через роман «Подвиг». В нем рассказывается о юноше по имени Мартын Эдельвейс, над детской кроватью которого висела акварельная картина с тропинкой, теряющейся среди деревьев.
От революции и Гражданской войны его семья бежит в Европу. Вполне обеспеченный и сытый Мартын поступает в Кембридж, изучает русскую словесность и бездельничает среди респектабельных европейских приятелей. Но, несмотря на убаюкивающее благополучие вокруг, он вынашивает дерзкий и странный план – перейти советско-латвийскую границу на двадцать четыре часа. Что и совершает в финале, который, как водится, остается туманным: Мартын просто пропадает.
Сохраняя черты классического романа (история семьи героя, его детство, жизненные вехи) «Подвиг» своим открытым финалом оставляет главное событие повисшим в пустоте. Мотивации Мартына туманны, а его деяние вопиюще непрактично. Этой бессмысленности не могли простить критики, которые то не находили в тексте должной оценки поступка молодого человека, то сообщали ему отсутствующую политическую мотивацию. В конце концов, юный Эдельвейс мог купить билет и въехать в СССР легально.
Вояж кажется бессмысленным, если оценивать его в категориях пользы. Однако речь именно о лишенном практичности действии. Мартын совершает жизнетворческий акт, пытается воплотить миф и раскрыть в себе героическое начало. Пойман он пограничниками и расстрелян – или действительно «прыгнул в картину», ушел в виртуальность воображения?.. Набоков чурается определенности, ясно только, что вместо размеренного существования Мартын пытается обрести собственную сущность.
Возвращение в Россию – это путь из мира практической пользы в мир мифологемы.. Литературоведы неоднократно отмечали автобиографические мотивы романа. Совпадают основные жизненные вехи героя и автора.
В творчестве Сирина хорошо заметен «гумилевский след». Владимир Набоков называл Гумилева, который занимал в его юношеском пантеоне место рядом с Пушкиным, «русским поэтом-рыцарем». Однако основателя акмеизма действительно расстреляли – у него были ночь, звезды и Россия, куда он вернулся после революции, пока многие ее покидали. Поэтому можно предполагать, что история Мартына Эдельвейса перекликается с поступком Гумилева, который соединил литературу и жизнь в личном «пути конквистадора».
Что такое изгнание и подвиг у Набокова?
Тема изгнанничества у Набокова многослойна. С литературной точки зрения он был наследником символистов. Отсюда воспевание детства как духовной родины, золотого века, таинственной заповедной страны. Даже деконструируя классические традиции и изобретая собственную поэтику, Набоков остается верен мифологеме странника в чуждом мире.
С социально-философской точки зрения драма русской эмиграции наложилась на общие для всего западного мира начала ХХ столетия проблемы: рост индустриализации, атомизация людей, разрушение универсальных ценностей. В переломные эпохи человек всегда оказывается скитальцем в пустыне. А дальнейшие события века разбросали людей по планете еще сильнее.
Существует и более широкий бытийный горизонт: изгнание из рая на землю, бездомничество человека в странствии, которое называют жизнью. Странников вроде Мартына Эдельвейса мучает ощущение бессмысленности и томление.
Так что за дракон ждет героев Набокова в «благополучном изгнаньи»? Это духовная смерть, которая делает сознание «оцепенелым», метафизические омертвение. Этим Набоков со всей его игрой слов и форм отличается от писателей-постмодернистов: в его мире сохраняется тоска о забвении вечного истока души. Там, где все дороги заранее определены, мы теряем таинственную тропинку, которая ведет в неизвестность. Метафизическая смерть преодолевается через подвиг, опасный и бессмысленный перформанс для Того, кто, может быть, еще смотрит.
Подвиг здесь – это обретение самости через поступок. Однако в произведениях Набокова этот процесс не завершен, мы расстаемся с героями в становлении. Их поступки неоднозначны и, возможно, не совершены на самом деле, будь то поход в «Подвиге» или фантасмагория во второй части «Лолиты». Персонажи мечтают отыскать тропу, которая приведет к чему-то триумфальному и подлинному, раз за разом гонятся за ускользающей бабочкой и теряются в пустоте.
Предлагаем вам список литературы, где вы сможете узнать более подробно о творчестве В. Набокова:
1. Иваск Ю. Мир Владимира Набокова. Классик без ретуши / Юрий Иваск. – Текст : электронный // ВикиЧтение (wikireading.ru) : [сайт]. – URL: https://lit.wikireading.ru/33060?ysclid=lumdc0uxpb885559632 (дата обращения: 12.04.2024).
2. Кабачек О. Арлекины Набокова / О. Кабачек // Библиотечное дело. – 2014. – № 6. – С. 33–40.
3. Казин А. Л. В. В. Набоков: эпилог русского модерна / А. Л. Казин. – Текст : электронный // Современная литература (lib.Ru) : [сайт]. – URL: http: //lit.lib ru/k/ kazin_a_l/text_0160-1.shtml (дата обращения: 11.04.2024).
4. Лебедев П. Двуликий Набоков / П. Лебедев. – Текст : электронный // Проза.ру (proza.ru) : [сайт]. – URL: https://proza.ru/2008/03/21/281?ysclid=lumc2u6a1v 357275761 (дата обращения: 11.04.2024).
5. Мейер П. Найдите, что спрятал матрос: «Бледный огонь» Владимира Набокова / П. Мейер. – Москва : Новое литературное обозрение, 2007. – 195 с.
6. Набокова В. Предисловие к сборнику:В. Набоков. Стихи / В. Набокова. – Текст : электронный // Онлайн-библиотека гуманитарной и технической литературы : [сайт]. – URL: http://www.telenir. net/literaturovedenie/vladimir Nabokov pro et contra/ p7.php#metkadok7 (дата обращения: 11.04.2024).
7. Толстой И. Арлекины и степи / И. Толстой // Звезда. – 1989. – № 5. – С. 149–157. Райс Жанна Владимировна, главный библиограф Центральной городской библиотеки им. И. Черемных |